Профессор лев давидович лиознер. Открытие профессора Л
В мае кафедра глазных болезней Смоленской государственной медицинской академии отметила свое 90-летие. Редакция газеты «Поле зрения» и издательство «Апрель» поздравляют всех сотрудников кафедры с юбилеем. Ваш профессионализм, творческая энергия давно отмечены коллегами. Желаем и впредь идти в ногу со временем, активно предлагать новые идеи, поддерживать высокие стандарты качества вашей работы. От души желаем успехов в благородной и очень востребованной работе, крепкого здоровья, благополучия!
В связи с юбилеем заведующий кафедрой, доктор медицинских наук, профессор Леонид Алексеевич Деев ответил на вопросы нашей газеты.
– Леонид Алексеевич, Вы свыше 30 лет в профессии и многого добились: 20 лет возглавляете кафедру глазных болезней, с 2003 года – факультет высшего сестринского образования. Какие планы ставите перед собой и о чем мечтаете?
– У меня нет определенных планов на будущее. Если я хочу чего-то достичь, я ставлю перед собой цель, достигаю ее, потом перехожу к другой цели. Я счастлив тем, что у меня есть. И в жизни я ничего не хочу менять. У меня прекрасная семья, дети, внуки, которых я очень люблю, интересная работа, которой я с удовольствием занимаюсь. Я очень люблю своих студентов, хотя отношусь к ним очень требовательно. Не люблю, когда они опаздывают и пропускают занятия. Я никогда не поставлю отличнику «пять», если он пришел неподготовленным.
– Можно ли сказать, что Вы живете успехами своих студентов?
– Справедливее будет сказать, что я живу успехами своих учеников. Существует такое понятие «родственные души». Так вот, среди студентов у меня есть родственные души. Их нужно уметь разглядеть в людях, даже среди разгильдяев и двоечников. Случается такое. Приходит ко мне студент сдавать экзамен. Я смотрю его зачетку, а в ней одни «тройки». А он хорошо отвечает. Я же вижу, как он старается. Ставлю ему «пятерку», и в этот же день он понимает, что чего-то стоит. И начинает в себя верить.
– Леонид Алексеевич, Святослав Николаевич Федоров трижды предлагал Вам должность директора одного из филиалов МНТК, и трижды Вы ему отказывали. Эта должность открывала огромные перспективы. Почему Вы не приняли предложение?
– В 1995 году к нам в Смоленск на конференцию приехал Святослав Николаевич Федоров. Всероссийская научная конференция «Актуальные проблемы офтальмологии», посвященная 75-летию СГМА, собрала ведущих российских офтальмологов. В рамках конференции прошло выездное заседание президиума Всероссийского научно-медицинского общества офтальмологов, председательствовал профессор С.Н. Федоров.
Мероприятие прошло на очень высоком уровне. Не постесняюсь и скажу, что мы сделали такую конференцию, которая никому тогда и не снилась. Когда мы шли со Святославом Николаевичем по территории городка, студенты стояли везде, насколько мог видеть глаз, каждый хотел увидеть Федорова. Пока, к сожалению, нам не удалось ничего подобного повторить. Сразу после окончания работы мне позвонили и пригласили на должность директора в один из филиалов МНТК. Был разговор со Святославом Николаевичем, но я подумал и принял решение отказаться. До этого, во время учебы в аспирантуре, было предложение идти заместителем директора в один из филиалов, а после окончания аспирантуры – директором. Но всегда были семейные обязательства, которые брали верх над карьерным ростом. Я ни разу не пожалел о своем решении.
– Читателям нашей газеты может показаться, что Вы лукавите. Вы жили в общежитии. Неужели не хотелось создать для семьи более комфортные условия, когда Вам предложили новую должность?
– Я просто приведу еще несколько примеров из жизни, чтобы объяснить такое решение. У меня было предложение идти в институт проректором с условием, что я должен отказаться от своих взглядов. На что я просто ответил: «Если я вам нужен как человек и специалист, то берите меня таким, какой я есть. А торговаться и изменять своим принципам я не буду. Как я потом буду смотреть в глаза людям? И как объяснить, что я продался за должность?» Конечно, я от этого предложения отказался.
А вот еще один пример. У меня была мечта открыть свой офтальмологический центр. В то время я как раз баллотировался в депутаты Областной Думы. Однажды в гостях разговор зашел о стоимости центра.
– Сколько вам нужно денег?
– 200 тысяч долларов, столько стоит оборудование.
– Хорошо, ждите звонка, вам вечером позвонят.
Так и случилось. В 11 вечера зазвонил телефон. И разговор разворачивался таким образом:
– Вы хотите открыть центр?
– Да!
– Мы дадим вам деньги.
– Ребята, бесплатный сыр только в мышеловке. Что я должен для этого делать?
– Снять свою кандидатуру в депутаты Областной Думы, выйти из Коммунистической партии и объявить, что взгляды коммунистов не состоятельны.
Я вновь отказался. Я проживу и без 200 тысяч долларов, но буду смело смотреть людям в глаза и не буду ничего бояться.
Я был депутатом Городского Совета и должен сказать, что мы многое смогли сделать. Однако позже я увидел, что наши труды никому не нужны. Очень многие вокруг ищут только материальную выгоду.
– В любом современном образовании встает вопрос о методике преподавания, которая позволяет легко усваивать огромное количество информации. Существуют ли на кафедре собственные оригинальные методы обучения, которые могли бы помочь студентам справиться с этой нелегкой задачей?
– У нас на кафедре ведется преподавание у студентов 4-го курса лечебного, педиатрического, стоматологического, иностранного факультетов и у врачей факультета усовершенствования врачей.
Я не скажу, что у нас есть свои особые методики, но на кафедре существуют определенные сложив-шиеся традиции преподавания. Например, методическая работа. Сотрудниками кафедры подготовлены и изданы 32 учебно-методических пособия по всем разделам учебной программы для студентов. Разработаны тесты программированного контроля для студентов лечебного, педиатрического и стоматологического факультетов, изданы методические разработки лекций и практических занятий. Разработаны учебно-методические комплексы 1-го и 2-го поколений по всем разделам учебной программы.
Что касается моей методики преподавания, то студенты должны знать определения основных понятий и заболеваний.
После усвоения теоретических знаний студенты переходят к клинике. На занятиях мы никогда не пересказываем учебник. Во время обучения преподаватель должен обратить внимание студентов на ключевые моменты, разъяснить их, показать как можно больше наглядного материала по теме занятия (больных, видео, слайды и т.д.), сделать особый упор на освоение практических навыков.
– Сформулируйте, пожалуйста, основные принципы работы со студентами.
– Самодисциплина. Справедливость. Объективность. Я не терплю, когда студенты опаздывают.
Еще один из моих принципов – особое планирование занятий по принципу «мозговой штурм». Первые полчаса студенты либо пишут контрольную работу, либо я устраиваю опрос. Это нужно для того, чтобы их мозг постоянно работал. Через три-пять занятий они уже все запоминают: термины отскакивают от зубов. После того как они одолели определения, мы вместе начинаем работать с больными, которых я веду. Каждый день мы проводим осмотр пациентов с различной патологией органа зрения, чтобы они увидели как можно больше различных клинических случаев. В первый день работаем по принципу «делай, как я». Потом они начинают действовать самостоятельно. После того как мы полечили больных, мы возвращаемся в кабинет и разбираем детально новую тему. Это продолжается минут 30-40, после этого мы осматриваем больных как раз по этой теме. Для закрепления материала смотрим видеофильмы из моей видеотеки. В заключительной части занятия я устраиваю так называемую «пресс-конференцию» – студенты мне задают свои вопросы.
Другой принцип – быть всегда подготовленным. Я студентам так и говорю: «Если я не буду готов к занятию, то и вы можете ничего не читать». То же самое и с опозданиями. Если я на пять секунд опоздаю, то и им говорю, что они могут опаздывать. Но до тех пор, пока я прихожу вовремя и готовлюсь к каждой лекции, они тоже обязаны это делать.
– Педагогика – это процесс человеческого общения и в нем складываются совершенно уникальные отношения…
– Это действительно так. Могу привести убедительные аргументы. Если студенты видят, что я заинтересован в их обучении, то они отвечают взаимностью. Студент должен знать, что от него хочет преподаватель. Четкое знание основных определений и понятий позволяет сформулировать единые требования в рамках образовательного стандарта. Во время занятий студент должен быть готов ответить на любой вопрос преподавателя по теме занятия или по пройденному материалу. Студент не должен заниматься одним делом более 40 минут: нужна постоянная смена обстановки и вида деятельности.
Наше общение в основном проходит во внеурочное время на кружках и секциях. Они начинаются с 4-го курса. Но многие ребята приходят и с первых, и с последних курсов. Поэтому в начале года в кружок записывается по двадцать человек. И я пытаюсь понять, у кого какая цель: кто пришел за зачетом, а кто – за знаниями. Бывает, что студент приходит с корыстной целью, а остается, чтобы узнать новое. В этом деле главное – сохранить и развить интерес. Для этого нужно понять, кому что нравится. Одному интересны рефракционные операции, другому – только проблемы, связанные с катарактой и ИОЛ, третьему – глаукома. Занятия начинаются с ликбеза. Я приношу методички, а студенты читают и разбираются. Через год они уже четко знают, какому разделу науки хотят себя посвятить.
БЛОГ
В прекрасном, живописном месте городского пространства расположен Волгоградский государственный технический университет – Опорный вуз региона. В его новом высотном корпусе, на шестом этаже находится кафедра мировой экономики и экономической теории. Ее основатель – обаятельная женщина, доктор экономических наук, профессор Лариса Семеновна Шаховская. Сегодня, 10 октября, она празднует день рождения.
Лариса Семеновна имеет такие звания как «Почетный работник высшего профессионального образования России», «Заслуженный работник высшей школы», является действительным членом Академии гуманитарных наук России, членом-корреспондентом РАЕН, действительным членом Академии экономических наук и предпринимательской деятельности. Награждена медалью «За трудовое отличие» (1985), орден «Дружбы народов» (1993).
Свой большой педагогический путь Лариса Семеновна начала в 1967 году, закончив исторический факультет Московского областного педагогического института им. Н.К. Крупской с отличием. В том же году она поступила в очную аспирантуру кафедры политической экономии этого вуза и навсегда связала свою жизнь с высшей школой. В 1970 г., окончив аспирантуру, она вместе с семьей переехала в Волгоград.
Фото из личного архива кафедры мировой экономики и экономической теории ВолгГТУ
В сентябре 1971 года Лариса Семеновна была принята на кафедру политической экономии Волгоградского политехнического института на должность ассистента, а уже в 1986 году была избрана заведующей кафедрой политической экономии, которая, в свою очередь, в 1994 году получила название "Мировая экономика и экономическая теория".
Фото из личного архива кафедры мировой экономики и экономической теории ВолгГТУ
Под руководством Ларисы Семеновны защищены около десяти докторских и около 90 кандидатских диссертаций. Шаховская является организатором известной научной экономической школы, которая представлена докторами и кандидатами экономических наук в различных вузах России. Кроме того, ей удалость вырастить в стенах своей кафедры целую плеяду талантливых практиков-управленцев, занимающих ключевые должности на многих предприятиях России и зарубежом.
Сегодня коллеги и ученики Ларисы Семеновны Шаховской передают своему наставнику слова благодарности за годы совместной плодотворной работы, ее вклад в общее дело и судьбу каждого из них.
«Лариса Семеновна – без преувеличения, является человеком-легендой, не только для факультета и университета, но и для всего города Волгограда! Созданная ею научная школа воспитала и продолжает воспитывать талантливых ученых и эффективных практиков-управленцев, которые работают и созидают на благо не только региона, но всей страны. От всей души, хочу пожелать ей новых идей, новых свершений, бодрости духа и жизненного оптимизма! Здоровья и благополучия на долгие-долгие годы! С днем рождения!»
С.К. Волков, к.э.н., декан факультета экономики и управления Волгоградского государственного технического университета
фото из личного архива И.А. Морозовой
«Мои искренние поздравления человеку, который заставил меня в зрелом возрасте перевернуть взгляды на многие вещи, происходящие в жизни… Лариса Семеновна – Копперфильд моего сознания».
И.А. Морозова, д.э.н., профессор, зав. кафедрой мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
Фото из личного архива Е.Г. Попковой
«Дорогая моя Лариса Семеновна, когда-то Вы научили меня ничего не боятся, ценить людей и дарить добро просто так. Так и живу, держу равнение на Ваше благородство и мудрость. Вы – мой Учитель и Наставник, и в каком возрасте или статусе я бы не была, всегда буду Вашим Ленком). Здоровья, долгих прекрасных лет, оптимизма, удачи и большой-большой любви, она всегда Вас так украшает!
Е.Г. Попкова, д.э.н., профессор кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета, Президент АНО «Институт научных коммуникаций»
«В честь вашего дня рождения позвольте выразить Вам благодарность за радость многолетнего плодотворного сотрудничества и профессиональной дружбы, взаимопонимание и поддержку по многим вопросам научной деятельности. Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни, точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет...А это означает, что в каждом возрасте мы по-своему молоды. Талантливых и достойных учеников Вам и новых свершений!»
М.К. Беляев, д.э.н., профессор, директор «Учебного центра подготовки экономистов и управленческих кадров для строительства и ЖКХ» Института архитектуры и строительства ВолгГТУ, Почетный работник ВПО РФ, действительный член РАЕ, ПАНИ, МАИЭС, советник РАСН
О.В. Максимчук, д.э.н., профессор, заведующий кафедрой управления и развития городского хозяйства и строительства Волгоградского государственного архитектурно-строительного университета, Почетный профессор, член-корреспондент РАЕ
«Мудрость и прозорливость, молодость души и огромная жизненная энергия, креативность и педагогический талант, доброта и строгость, отзывчивость и ответственность, женское обаяние и шарм, терпение и понимание, преданность и любовь к своему делу – все эти качества Вы в гармонично сочетаете в себе. Ваш труд невероятно сложно оценить, Вы столько сил отдали главному делу своей жизни – дарить знания нам, Вашим ученикам, что порою отнимали внимание у близких. Здоровья Вам, счастья и благополучия.»
Е.Г. Гущина, д.э.н., профессор кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
Выездное заседание УМО кафедр мировой экономики вузов РФ на базе кафедры мировой экономики и экономической теории ВолгГТУ
«Дорогая моя Лариса Семёновна! Поздравляю Вас с Вашим Днём – Днём Рождения. Вы в своём арсенале имеете много бойцов Вашего видимого и невидимого фронта. Это все мы, все Ваши ученики, все те, которые будучи вскормленные Вами и вспоенные поистине нектаром стремления к новым и новым знаниям, разлетелись как птенцы «гнезда Шаховской» в разных направлениях. И Вы смогли научить нас самому главному, скажу, перефразируя нашего великого писателя М. Горького, – жажде жизни, силе правды, пламени страсти и уверенности в победе... Мы слышим эти слова пророка – пророка Победы в Вашем лице... Люблю Вас и уважаю.»
М.Л. Альпидовская, д.э.н., профессор Департамента экономической теории Финансового университета
«Дорогая Лариса Семеновна! Поздравляю Вас с Днем рождения! Нас связывают многие годы совместной работы. Вы всегда доброжелательны, полны новых идей и устремлены в будущее. Поэтому я Вам желаю, чтобы ничего не менялось и ваша жизнь по-прежнему была насыщенна радостными событиями, интересными встречами. С наилучшими пожеланиями»
Л.М. Синицына, к.э.н., доцент кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
«Дорогая, любимая Лариса Семеновна! Вы для меня не только учитель с большой буквы, которому по плечу выполнение любых профессиональных задач, но и прекрасный друг, который всегда поддержит в трудную минуту! Я благодарна судьбе за то, что Вы есть в моей жизни! Желаю здоровья и пусть каждый день приносит улыбку и делает Вас счастливее!»
М.В. Плешакова, к.э.н., доцент Кубанского государственного университета
Фото из личного архива кафедры мировой экономики и экономической теории ВолгГТУ
«Уважаемая Лариса Семёновна! Не было бы Вас, не было бы той поддержки, которая так часто требуется человеку в трудной ситуации. В такой момент многие остаются один на один с проблемой, потому что все отворачиваются, «погружаются с головой» в занятость или молчаливо нерешительно отсиживаются. В моей жизни трудных ситуаций было много и Вы ни разу не отвернулись, не были заняты, не промолчали. Умение поддержать человека в трудную минуту – это участь Великого педагога и человека. Вы - Великий Педагог и Человек! Долгих лет Вам!»
А.В. Пименов, к.э.н., руководитель проекта Pipeline.Engineering (Участник Сколково) и Е.В. Пименова, к.э.н., многодетная мама и жена Участника Сколково
«Дорогая, Лариса Семеновна! С Днем рождения! Мы с Вами знакомы уже более 25 лет. Случайное распределение для написания курсовой работы по экономической теории превратилось для меня в судьбоносную встречу с Вами. Этому случаю я бесконечно благодарна! Желаю Вам неиссякаемого научного творчества, много, много новых идей, благополучия. Здоровья Вам и Вашим родным!»
И.В. Аракелова, к.э.н., доцент кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
Фото из личного архива Я.С. Матковской
«Дорогая, уважаемая Лариса Семеновна! Позвольте выразить Вам то глубокое уважение и восхищение, которые Вы всегда вызывали у меня. Вы для меня не только известный ученый, основатель научной школы, но и человек, у которого всегда можно получить актуальный, своевременный и умный совет, получить рекомендацию, всегда готовый помочь, но и красивая дама, которой все и всегда восхищаются. Думаю, что я не исключения из большого числа Ваших учеников, коллег, которые всегда могут с уверенностью заявить, что у Вас всегда есть чему поучиться, от кого всегда можно получить помощь и поддержку, так нужную в тех сложных ситуациях, в которых мы оказываемся и обращаемся к Вам. Я хочу пожелать Вам в этот день рождения крепкого здоровья, большой удачи, научных успехов, развития вашей научной школы, счастья и любви! Желаю Вам всегда оставаться такой же активной, жизнерадостной и прекрасной!»
Я.С. Матковская, д.э.н., профессор кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета»
«Лариса Семеновна! Благодарю вас за феноминальный пример профессионализма, дисциплины и радушие, за умение всегда находить хорошее в любой ситуации, за результативный опыт отстаивания своего мнения. Мы развивались, обучались и всегда вы были рядом. Долгих лет вам. Здравия. Низкий поклон»
Е. Казарина, заместитель директора ООО «ПК «СтальТрубопром»
«Уважаемая Лариса Семеновна – Вы, как путеводная звезда, дали правильное направление многим, включая меня. Ваши последователи и ученики трудятся в различных сферах, на самых ответственных участках. Спасибо Вам огромное, за те знания и опыт, которыми Вы делитесь с нами. Желаю прекрасного настроения, отличных новых проектов и увлекательных путешествий. Яркое воспоминание: кафедра Ларисы Семёновны первой начала подготовку на втором высшем. Знания, получаемые на занятиях были уникальны для инженеров и технических специалистов. 1998 год, контракты на обучение заключены были в долларах. А они стоили вчера 6, а завтра 20. Две группы по 50 слушателей столкнулись с финансовыми трудностями, многим было не под силу платить по новому курсу. Лариса Семеновна добилась от администрации Вуза фиксации курса на уровне 10 рублей и все продолжили обучение. Это яркий пример, когда Педагог и Предприниматель, интересы общества и образования поставил выше интересов бизнеса»
П.П. Журов, к.э.н., руководитель проекта реализации имущества ГК Стройтрансгаз
«Лариса Семеновна! Примите искренние поздравления с Вашим Днем Рождения! Таких людей как Вы, – единицы! Вы открыли мир науки для многих теперь уже известных научных деятелей и направили на путь успеха руководителей предприятий не только нашего региона, но и страны! Вы дарите свой талант не только науке, но молодому, жаждущему знаний поколению! Вы являетесь для меня и многих из нас примером, на Вас хочется хоть чуточку быть похожим – человек с гениальными идеями, достижениями и блестящими победами! Пусть все, что у Вас есть, приносит Вам радость, пусть судьба преподносит чудесные сюрпризы! Пусть Ваши дни будут наполнены красотой, теплом, позитивом и вниманием любимых людей. Пусть в жизни будет место ярким впечатлениям!»
А.Ю. Заруднева, к.э.н., доцент кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
«Дорогая Лариса Семеновна! Поздравляю вас с Днем рождения! Желаю здоровья, счастья, долгих лет! Пусть рядом всегда будут дорогие вам люди. А еще удачных дней, хороших новостей, приятных событий. Оставайтесь такой же энергичной, пусть у вас всегда будет желание мечтать, а мечты ваши все сбываются»
Ю.И. Дубова, к.э.н., доцент кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
«Уважаемая Лариса Семеновна! В этот день хочется, прежде всего, сказать слова благодарности за ваш труд, который позволил получить путевку в научную жизнь множеству высококлассных специалистов. Спасибо за вашу мудрость и терпение, а также за ваше умение объединять людей для решения поставленных задач. Крепкого вам здоровья и неиссякаемой жизненной энергии, которая обязательно будет импульсом для развития нашего коллектива!»
А.В. Евстратов, к.э.н., доцент кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
«Уважаемая дорогая несравненная Лариса Семеновна! От всего сердца поздравляю Вас с Днём Рождения! Здоровья, бодрости духа и неиссякаемого оптимизма! Вы были и остаётесь для меня примером! Для меня Вы всегда были не просто научным руководителем, но и человеком, который всегда был готов выслушать и поддержать самые смелые идеи. Низкий Вам поклон!»
К. Сулейманова, к.э.н., директор ООО «ТБГ ФинИнвест»
«Глубокоуважаемая Лариса Семеновна! Сердечно поздравляю Вас с Днем рождения! Я несказанно рад, что стал выпускником кафедры много лет возглавляемой Вами. Ваши организаторские способности и личные качества достойны восхищения! Открытость, требовательность к себе и своим ученикам, твёрдость характера, сила воли, способность и желание оказать необходимую поддержку в решении сложных учебных и практических задач сформировали для меня образ в высшей степени интеллигентного и образованного человека. Спасибо Вам, дорогая Лариса Семеновна! Желаю новых профессиональных достижений, доброго здоровья, жизненных сил, стойкости, счастья и благополучия!
Д. В. Орлов, заместитель главного врача ГУЗ «Детская клиническая больница №8»
«Дорогая Лариса Семеновна! От всей души поздравляю Вас с Днём рождения. Здоровья Вам и Вашим близким, мирного неба над головой и спокойствия на душе. Вы неисчерпаемый источник оптимизма и жизненных сил для всех, кто Вас окружает, – родных, друзей, коллег и учеников, а скольким идеям в умах людей Вы поспособствовали родиться – не счесть. Вы научили нас учиться и думать, видеть жизненный ориентир и не бояться творить и саморазвиваться. Спасибо Вам за это».
М.В. Юдин, к.э.н., главный специалист по контролю затрат Дирекции обустройства Гиссарский группы месторождений, Лукойл Узбекистан Оперейтинг Компани
«Уважаемая Лариса Семеновна! От всей души поздравляю Вас с Днем Рождения! Вы не только оказали и продолжаете оказывать неоценимый вклад в развитие нашего факультета, кафедры «Мировая экономика и экономическая теория», но помогали и помогаете в выборе моего научного пути и становлении меня как личности! Желаю Вам, Лариса Семеновна, неиссякаемой жизненной энергии, активной научной и образовательной деятельности, благодарных учеников, здоровья, долголетия, побольше радостных дней и счастливых моментов в жизни!»
О.Е. Акимова, к.э.н., доцент кафедры мировой экономики и экономической теории Волгоградского государственного технического университета
«В этот день хочу от всей души хочу пожелать вам здоровья, бодрости и активной пловы дотворной работы, осуществления всех задуманных замыслов! В своей работе вы нашли самый короткий путь к успеху – искренне любите свое дело и по праву можете гордиться результатами!»
Е.Е. Харламова, к.э.н., доцент кафедры менеджмента, финансов производственных систем и технологического предпринимательства Волгоградского государственного технического университета
«Лариса Семеновна! Спасибо Вам за время, проведенное с нами. За то, что Вы делитесь своей мудростью. За то, что так любите нас.Мы Вас тоже очень любим! С праздником!»
Н. Бадрак, помощник генерального директора ООО «Италколор»
P.S. За время подготовки статьи на почту редакции пришло еще несколько поздравлений. К сожалению, здесь удалось разместить отклики далеко не всех благодарных учеников. Много людей, при поддержке и наставничестве Ларисы Семеновны, получили путевку в жизнь. Наш город имеет все основания гордиться такими высококлассными специалистами и мудрыми наставниками, как профессор Л.С. Шаховская
В мире науки и техники
Еще в начале XIX века было установлено, что всякое вещество состоит из мельчайших частиц - атомов. Но даже крупнейшие физики того времени плохо представляли, что же такое, собственно, атом? Сравнительно недавно, в 1912 году, английский физик Резерфорд впервые раскрыл строение атома.
Атом представляет собой сложную систему, состоящую из относительно тяжёлого атомного ядра и движущихся вокруг него более лёгких частиц - электронов. Известна величина атома - она примерно равна одной стомиллионной доле сантиметра. Легче всего атом водорода. Чтобы написать число, равное количеству атомов в одном грамме водорода, нужно помножить 6 на 10 в двадцать третьей степени, то есть к цифре 6 приписать 23 нуля. Тяжелее всех атом урана - примерно в 230 раз тяжелее атома водорода.
Электроны - это элементарные частицы, которые дальше разделить нельзя. Ядра имеют сложную структуру. Размеры их приблизительно в 10 тысяч раз меньше величины самого атома. Ядра и электроны можно наблюдать в приборе, который называется камерой Вильсона.
Во всех обычных процессах ядра только перемещаются, никаких внутренних изменений с ними не происходит. Если, однако, два быстро движущихся ядра сталкиваются, то может произойти ядерная реакция - получаются новые ядра, то есть происходит превращение элементов. Например при столкновении ядра атома водорода с ядром атома лития получается два ядра атома гелия.
При ядерных реакциях выделяются энергии, в миллионы раз превышающие энергии, выделяющиеся при обычных химических реакциях, в которых ядра атомов остаются неизменными. Столкновения ядер, однако, осуществить очень трудно. Все ядра электрически заряжены, причём одинаковым по знаку - положительным зарядом. Поэтому они отталкиваются друг от друга, и, чтобы одно ядро проникло в другое, необходимо для преодоления отталкивания придать им очень большую скорость. При движении в материи ядра благодаря своему взаимодействию с электронами быстро замедляются. В результате, в лучшем случае одно из миллиона ускоренных ядер может попасть в другое ядро, остальные, бесплодно растратив свою энергию, останавливаются.
Этот фотоснимок сделан специальным аппаратом, называемым «камера Вильсона». На снимке запечатлены следы быстро движущихся ядер. Два ядра разлетаются в разные стороны.
При таких условиях использование громадных запасов внутриядерной энергии считалось невозможным. Положение не изменилось и тогда, когда в 1932 году была открыта новая частица - нейтрон, - входящая в состав атомных ядер и отличающаяся от других тем, что она лишена электрического заряда. Нейтроны получаются в результате некоторых ядерных реакций. Будучи электрически нейтральными, они не отталкиваются от ядер, а свободно проникают в них, вызывая ядерные реакции. Однако в результате этих реакций возникают заряженные частицы, почти неспособные к проникновению в ядра, и реакция останавливается.
Поэтому до самого последнего времени использование ядерной энергии считалось невозможным и ядерная физика рассматривалась как чисто научная область физики.
В 1939 году неожиданно была открыта ядерная реакция совершенно нового типа. В то время как в результате попадания нейтронов в ядра из них обычно вылетают маленькие заряженные осколки, оказалось, что ядро атома урана, поглощая нейтрон, делится на две примерно равных половины. При этом выделяется огромная энергия и снова вылетают нейтроны. Эти нейтроны могут попасть в другие ядра урана и т. д. Таким образом, процесс деления урана может, как и горение, раз начавшись, идти сам по себе.
Легко понять, какие грандиозные перспективы открывает процесс деления урана. Один грамм урана выделяет при своем делении в два с половиной миллиона раз больше энергии, чем выделяется при горении одного грамма угля. Это значит, что электростанция масштаба Днепровской ГЭС, работая на уране, потребляла бы около килограмма урана в сутки.
Мир уже знает о грандиозных разрушениях, которые происходят при взрыве урановой бомбы (так называемой атомной). При взрыве урана выделяется примерно в 20 миллионов раз больше энергии, чем при взрыве того же количества сильнейшего взрывчатого вещества (тринитротолуола). Легко вычислить, что атомные бомбы, которые американские самолёты сбросили над Японией, содержали не больше одного килограмма активного урана.
Известно, что атомная бомба сбрасывается на парашюте. Лётчики, наблюдавшие с самолета взрыв атомной бомбы в 15 километрах от места действия, видели, как внезапно появилось в небе «новое солнце» (смотреть на него можно было только через чёрные очки). Громадный столб дыма и пыли, взвившийся над местом, где произошёл взрыв, достиг свыше 10 километров высоты. Уже через несколько секунд до самолёта, откуда велось наблюдение, дошла взрывная волна и его тряхнуло, как при близком разрыве зенитного снаряда. Часть площади (10 квадратных километров) города Хиросима была полностью уничтожена взрывом.
Уран - красноватый металл с удельным весом, приблизительно равным удельному весу золота. Его разведанные мировые запасы исчисляются в 100 тысяч тонн. Но для создания урановой бомбы недостаточно просто получить соответствующее количество урана. Дело в том, что существующий в природе уран состоит из смеси почти одинаковых атомов, но отличающихся друг от друга по весу и по свойствам ядер. Только более лёгкий уран, с атомным весом 235, способен к взрыву, более же тяжёлый, с атомным весом 238, при этом только мешает. Поэтому для создания бомбы необходимо выделить из урана ту его часть, которая обладает более лёгким атомным весом. Она составляет всего около 0,7% общей смеси. Обычные свойства обоих уранов почти абсолютно одинаковы, и разница в атомном весе ничтожна, поэтому разделение урана связано с огромными трудностями: оно требует создания новых, сложнейших производств, что и является главной трудностью применения урановой энергии.
Решение этой сложнейшей проблемы за четырёхлетний срок - огромное научно-техническое достижение, которым по праву могут гордиться физики и инженеры союзных нам стран.
Сейчас уже нельзя сомневаться в том, что все трудности, стоящие на пути энергетического использования урана, будут преодолены и человечество получит новый замечательный источник энергии. Советские физики также работают над этой проблемой, и они, конечно, внесут свой вклад в освоение урана - источника новой, небывалой энергии.
Леван Лонгинозович Стажадзе – известный советский и российский врач-анестезиолог, доктор медицинских наук, профессор. Стал руководителем первого в стране отделения реаниматологии в Институте Скорой помощи им. Склифосовского, а в 1972-87 г.г. руководил отделом медицинского обеспечения пилотируемых космических полетов Института медико-биологических проблем. Один из организаторов и вдохновителей Московской службы медицины катастроф, он и по сей день трудится главным научным сотрудником в созданном им Центре экстренной медицинской помощи ДЗМ.
Леван Лонгинозович – из тех собеседников, кого можно слушать часами, и всё равно времени не хватит узнать обо всех потрясающих деталях его биографии – грустных, смешных, поучительных, исторически значимых, поскольку зачастую речь идет об отнюдь не проходных фактах отечественной истории. И фамилии людей, которых он хорошо знал, известны всем или очень многим. В честь одних названы институты, другие, наоборот, стали зловещим символом ушедшей эпохи. Но, как бы мы к этому ни относились, всё это – часть нашей истории, которая, как известно, не знает сослагательного наклонения.
– Леван Лонгинозович, ваш папа был основателем легендарного ресторана «Арагви» в Москве, знаменитым кулинаром. Наверное, много раз там бывали?
– Да, приходилось. Дело в том, что у нас разница с рестораном один год. Я на один год старше. Я родился в 37-ом, а ресторан открылся в 38-ом.
Родители Л.Л. Стажадзе
Кстати, есть очень интересный факт моего рождения. Я должен был появиться на свет в роддоме на Арбате. Но в 37-ом году прошел слух о том, что в связи с обострением классовых противоречий в обществе, когда появилось много «врагов народа», известным людям якобы мстят, подменяя им детей прямо в роддоме.
Мама перепугалась. А папе в это время было ни до кого, потому что оставалось несколько месяцев до открытия ресторана. И мама благополучно уехала в деревню в Грузию, где родилась и выросла. Глухая деревня Курсеби километрах в 20 от Кутаиси, в горах. Там был один-единственный фельдшер. Но всё обошлось.
Лонгиноз Стажадзе на открытии ресторана "Арагви"
Родился я в августе, 31 числа, и три месяца мама была там вместе со мной. Представьте – Грузия, осень, чистейший горный воздух, великолепная вода, молочные продукты, фрукты. Так что всё для меня получилось неплохо. Ну, а потом мы приехали в Москву, и всю свою сознательную жизнь я провёл в этом родном для меня городе. Школа, институт, работа – всё в Москве. Грузинский я знаю, понимаю, говорить могу, может быть, медленно и чуть-чуть по-деревенски, но вот читать, писать не умею. По поводу чего один мой родственник однажды замечательно пошутил: наши неграмотные грузины у вас профессорами работают.
– Значит, вернулись вы в Москву, а тут уже ресторан!
– Надо сказать, папа работал в «Арагви», а приходил обедать домой.
– Почему так?
– А потому что мама готовила изумительно.
– Лучше, чем в «Арагви»?
– Не знаю, лучше ли, но несколько раз мама готовила для самых высоких, самых первых лиц тогдашнего государства – готовила сациви. Настоящее сациви вы вряд ли получите сегодня в Москве. Его очень сложно и долго готовить.
– Неужели сациви, приготовленное вашей мамой, Сталин ел?
– И нахваливал. Кстати, его сын, Василий, даже мне в 47-ом году подарил велосипед. В том же году на ближней даче я у Иосифа Виссарионовича на коленях сидел.
– Да вы что! И он никого из ваших родных не обидел?
– Нет.
– Вам повезло крупно. Моего деда в 37-м расстреляли.
– Могу сказать, что время было очень суровое. И не дай Господи его повторить. Но вы знаете, я просто поражаюсь, с каким удовольствием люди друг на друга писали доносы. Зачастую никто их не вынуждал, не подталкивал.
– Это было в крови?
– Да. Худшее, что было, выплеснулось тогда наружу.
– А когда вы у него на коленях сидели, не было страшно, не по себе?
– Нет. Я ребенком был. Не понимал. Да и вообще я считаю, что то время до конца никем не понято. Папа, между прочим, не только на ресторан работал. Он очень много обслуживал госдачи – Сталин, Молотов, Каганович, для которых они готовили какие-то грузинские блюда. А к поезду Москва-Тбилиси был прицеплен специальный вагон, в котором привозили свежую продукцию – зелень, фасоль, всё для хинкали, сыры, вина, подливы. Отец лично следил, чтобы в ресторане не подмешали какую-нибудь дрянь. Он в ресторан приходил к 6 утра, а домой возвращался в 23 часа.
Лонгиноз и Леван Стажадзе, 50-е годы
Вообще, надо сказать, когда открывали этот ресторан, то была идея не только вкусно поесть, но и идеологическая – объединение людей. Знаете, что такое грузинские тосты? Это же не просто повод выпить, это рассказ о человеке, его жизни, достижениях. Говорят долго, артистично, чего-то хорошего ему желают. Ещё было важно, чтобы все люди знали хотя бы некоторые грузинские слова – Гамрджоба, Генацвале, Мадлоба. И чтобы все знали, что Хачапури – это не лепешка с сыром. И не фасоль, а лобио. Хинкали – это слово все выучили. Сациви выучили. Сейчас все это знают, правда? Всё благодаря «Арагви», с которого всё это и началась. Считалось: раз мы живем в многонациональной стране, все должны знать не только русский, но хотя бы что-то из других языков.
Главный куратор ресторана был Микоян, министр легкой и пищевой промышленности. И вот он отцу много раз говорил: молодец, когда будем открывать армянский ресторан, мы тоже это учтем, – чтобы все названия были, как сейчас говорят, аутентичные. Так же, как решили открывать ресторан «Узбекистан» – и там все названия блюд на узбекском. Говорил: это замечательно, потому что мы единая страна и должны понимать и уважать друг друга.
– Знаю, ресторан «Арагви» пользовался бешеной популярностью, попасть туда было трудно. Как вашему папе удалось этого добиться?
– У папы было всего четыре класса образования. Но у него имелась такая благодарная особенность – он очень любил слушать разного рода беседы. Особенно ученых. И у него была главная задача – меня продвинуть в науку. Видимо, для этого он к нам домой приглашал разных выдающихся ученых. У нас бывал, например, великий хирург Александр Александрович Вишневский.
– Зачем они приходили к человеку без образования, что их прельщало? Вкусная еда, приготовленная вашей мамой?
– Наверное, им нравилась сама атмосфера гостеприимства, которая у нас царила. Это грузинская традиция. Мама-то выросла в Грузии. Причем это не то что обязательно изыски. Это может быть и чай с хачапури. А сациви у нее постоянно было наготове. Она его готовила перманентно. Папа умел создавать компании – если приглашал двух-трех артистов, то обязательно звал ученых или врачей. Он говорил, что компании из коллег обычно бывают скучными.
– У вас ведь и люди искусства бывали?
– Да, известные артисты: Кторов, Яншин, Лепешинская, Раневская, дирижёр Файер из Большого театра. Хорошо помню очень доброго и уважительного в общении художника Налбандяна. Папа их всех считал своими друзьями. Да так оно и было. А меня от всех этих умных разговоров тянуло во двор к ребятам, в подвал. У нас все подвалы были забиты. Все мои ребята, друзья, с кем я учился в школе, там жили. Поэтому у меня все детство прошло то на даче у Микояна, то в подвале у Витьки. А то побежали на Трубную драться – и в тот же день в Большой театр…. Знаете, для меня «Баллада о детстве» В.С.Высоцкого очень близка. Довольно много времени, по три летних месяца, я проводил в Грузии, в деревне, где родился.
– Сейчас там кто-то живёт?
– Сейчас там уже никого из наших не осталось. А были мои дядьки, тетки, двоюродные братья и сестры. У папы было девять братьев и сестер, у мамы – семь. Как говорил папа, а что делать в горах? Темнеет рано, кино нету, радио нету, цирка нету. Говорит – только детей рожать.
– Вы собирались поступать в химико-технологический институт им. Д.И. Менделеева. Почему же не пошли?
– Очень хотел. Грезил химией. Мало того: вместе с моим другом, с которым за одной партой отсидели 9 лет, уже шли подавать документы. И нас брали. Мы отлично знали химию. И тут мама мне говорит: идите лучше в медицинский. И его мама то же самое. Моя мама была фельдшером по образованию. Ну, мы и решили попробовать. Я говорю: давай так, раз они просят, я пойду в Первый, а ты во Второй. Где лучше будет, туда оба потом перескочим. Дурная такая, детская штука. Вот так и пошли.
– Но вы потом перешли во Второй. Там оказалось лучше?
- Это очень разные вузы. Первый медицинский – он, конечно, был поинтеллектуальней. Он компактный, всё в одном месте, и все профессора между собой лучше общались. А Второй медицинский, честно говоря, более жизненный, он разбросан по всей Москве, профессура общается только на ученых советах. И там, и там есть свои плюсы. А в Первом меде, когда я пришел, все КВНщики как раз в это время только рождались. На два курса старше меня был Алик Аксельрод, который и создал КВН. Там был и Лившиц, и Левенбук, который сейчас руководит Шалом-театром, а в те времена с блеском дуэтом исполняли «Радионяню» и другие песни. Был и Аркаша Штейнбок, всем известный как Аркадий Арканов, Фима Шульман, Миша Кандрор его старший брат стал автором замечательной песни-гимна «Помнишь, друг, как ночь перед экзаменом проводили мы с тобой без сна…»
– Все люди определённой национальности, прошу прощения.
– Самое интересное, что я был худой, с большим таким носом, и тоже с удовольствием участвовал во всех капустниках. И когда дело дошло до составления списков участников на новый год, идет как раз Аркашка Штейнбок, царство ему небесное, и спрашивает меня – как твоя фамилия? Я говорю – Стажадзе. А он так головой покачал и говорит: старик, ты нас подвел. Да, хорошие были времена. А почему я оттуда перешёл во Второй мед – отдельная история. Это уже был второй курс, и на новый год меня поймал редактор стенной газеты. И говорит: какую-нибудь шутку выдай новогоднюю. Я подумал: ладно, нарисую Деда Мороза и Снегурочку. Ну и Дед Мороз спрашивает Снегурочку: ты куда идёшь, на ёлку? А Снегурочка отвечает – нет, дедушка, я на палку. Не очень приличная, конечно, шутка, но всем понравилось. Напечатали – меня вызывают в райком комсомола.
– Ничего себе!
– Да, дело серьезное. Я позвонил папе. Он посмеялся, а потом позвонил какому-то очень известному адвокату, и тот посоветовал, как мне себя вести в райкоме. Оказывается, в это время (это я вам рассказываю тайную историю), за неделю примерно до этого случая, в газете «Правда» была статья о том, как корреспондент обошел несколько рынков в Москве и выяснил, что очень некачественные продают елки. И он написал: «Они не столько елки, сколько палки». Когда я приехал в райком, где были готовы вытурить меня из комсомола, а это означало автоматом отчисление из института, задают вопрос – что вы имели в виду? Я делаю огромные глаза и говорю: товарищи, в газете «Правда» такого-то числа такой-то корреспондент написал, что в Москве продают некачественные елки, которые не елки, а палки. Вот именно это я и имел в виду. Ну, хохот стоял, скажу я вам, на весь райком комсомола. Ну, а мне влепили выговор по комсомольской линии. Естественно, весь институт об этом знал, все смеялись, подкалывали.
А потом вызвал меня ректор и говорит: ты не хочешь во Второй мед перейти, чтобы скандал замять? Ой, говорю, у меня там друг учится, конечно, хочу! Так вопрос и решился. Так я распрощался со всей своей этой командой. Но потом, поскольку я был уже заряжен этими КВНовскими идеями, когда во Второй пришел, нашел несколько ребят, и мы создали свой ансамбль. Назывался «Мечта». Тоже было весело. Хулиганили немножко. Выступали. Была, например, такая шутка. Стоим на сцене, все в хирургических костюмах, в масках, вокруг стола. Стол не видно. Вроде как идет операция, стоит звон хирургических инструментов, а мы поём: «Всегда быть в маске – судьба моя!» Это тогда была очень популярная ария Мистера Икс. Слова, конечно, переделали, как всегда. А в конце расходимся, и зрители видят, что это на самом деле стол с закусками. В те годы с А.В.Масляковым даже как-то пересекались. Он в это время в Авиационном учился. У них был коллектив – назывался «Телевизор». А КВН стал уже потом.
– Значит, вот так, с шутками и прибаутками, вы закончили медицинский институт. И стали участковым врачом…
– Ой, это тоже интересная история. Дело в том, что на меня был запрос из института, которым руководил Вишневский. Они с папой были друзья – не разлей вода. И ко мне он тоже хорошо относился, считал умным, шустрым. Говорил: всё, Лонгиноз, Левана только ко мне. Из него сделаю отличного хирурга. А я ведь и хотел быть хирургом. Всё складывалось наилучшим образом. И сделал запрос. И вот наступает день распределения. Это было 12 апреля 1961 года. Ничего не говорит вам цифра?
– Ну еще бы. Первый космический полёт! Юрий Гагарин.
– И вот представьте: я захожу, сидит комиссия, председатель, директор института Марья Гавриловна Сироткина, все смотрят на меня, и тут влетает человек и кричит: мы запустили человека в космос! И все тут же про меня забывают и куда-то бегут. Ажиотаж был просто сумасшедший! Минут 20 никому было не до меня, мне тоже было ни до кого. И вот, наконец, все опять садятся, у Марьи Гавриловны глаза горят, у меня тоже. И вот она с большим воодушевлением говорит: сейчас наступили особые времена, люди вступили в новую эпоху и будут совсем по-другому осваивать окружающий нас мир. Это всех нас, говорит, невероятно обязывает и побуждает совершать великие поступки. На вас есть запрос. Итак, ваше решение? И я на одном дыхании говорю – в городскую поликлинику!
– Но ведь собирались к Вишневскому?
– Конечно! До этого момента думал, что пойду к нему. Но тут я поддался всеобщему порыву энтузиазма и выбрал то место, где никто меня не ждал и не опекал. Решил сам! Отец меня, конечно, чуть не убил. Говорил: сейчас я позвоню, всё перерешим! Но я был твёрд: нет, я уже пообещал и пойду работать в поликлинику.
– Пожалели?
– Никогда. Это колоссальная школа. Я считаю огромной ошибкой то, что отменили распределение после института, особенно медицинского. Это помогло бы решить многие проблемы. И поликлиника – это величайшая школа для начинающего врача.
– А вы помните своего первого пациента?
– Их было так много, что уже и не вспомню. Прием был неограничен, человек 20-30 за день. Я попал в новую поликлинику на Рабочей улице. Был, можно сказать, первопроходцем.
– Почти как Гагарин…
– Поликлиника №4. Там вокруг еще была «деревня». Но само здание поликлиники было хорошее, по тем временам современное. Мы создавали участок с нуля. Я знаю, что такое диспансеризации, я понял, что такое работа участкового врача, я много читал. Особенно старую литературу. Дело в том, что, когда ходишь по домам, у тебя, так же, как на скорой помощи, очень мало диагностических средств для того, чтобы оценить состояние пациента. Здесь надо старую школу знать, чтобы без аппаратуры понять, что происходит с человеком, как ему помочь. По анамнезу, внешнему виду, по многим косвенным признакам можешь почувствовать и оценить состояние человека. Это для врача очень важно, потому что ситуации бывают разные. Нельзя это сбрасывать со счетов и сегодня.
Молодой доктор Л.Л. Стажадзе за рабочим столом
Еще меня привлекли в неотложку. Стал бывать на замечательных городских конференциях в Институте скорой помощи им Н.В.Склифосовского. Тогда неотложка была, я считаю, идеальная. Каждая поликлиника имела свой район обслуживания. И вот этот район даже в ночное время обслуживала одна поликлиника, там дежурили те же врачи. Ездили на машине. Потом, где-то через год, решили всё оптимизировать. Было такое знаменитое слово – НОТ – научная организация труда. И они решили, что надо объединить 5-6 поликлиник по территориальному принципу и таким образом сэкономить одну машину. Вместо пяти машин на выездах будет четыре. Мы также сэкономим четыре медсестры – одной будет достаточно для приема вызовов. И всё будет замечательно.
– Уже тогда, значит, началась оптимизация в здравоохранении.
– Да. В эти годы появилось понятие «экономическая эффективность». Боюсь этого словосочетания ужасно. Ни к чему хорошему всё это не приводит. Не привело и в нашем случае. Раньше в каждой поликлинике каждое утро приходил главный врач, все заведующие и дежурные докладывали, какие были вызовы, какие случаи, диагнозы были поставлены. Всегда было известно про каждый новый вызов – скажем, похоже на язву желудка. Сразу идет информация участковому врачу – так, пиши, пойдешь сегодня, сделаешь актив. Дальше я докладывал: опять вызывала женщина с бронхиальной астмой. Какой был вызов по счету? Девятый? Так, заму по лечебной части позвоните, пусть её на две недельки положат для профилактики в больницу. Всех больных мы знали. Если новые появлялись – сразу прикрепляли. Реагировали на всё. Никто не оставался для нас незамеченным. Когда всё объединили – никому дела уже не было. Никакие главные врачи нас не собирали. Самое ужасное, знаете, что было? Когда поликлиника сама отвечала – врачей ставили на дежурства хороших, ответственных, грамотных. А когда объединили – стали посылать пьяниц и прогульщиков, как бы в наказание.
Еще (по совместительству, тогда разрешалось до двух ставок) я работал подростковым врачом. У меня было два училища. Швейное и поварское.
– Девицы к вам молодые, красивые пошли?
– В швейном училище я понял, как может поза влиять на формирование различных заболеваний позвоночника. Они ведь очень неправильно сидят, когда шьют. А в поварском училище я понял, как может развиваться гипертоническая болезнь.
– А как?
– Там ведь очень сложный температурный режим, то жарко, то холодно. Плюс все время можно что-то есть. Это ведет к раннему ожирению. Гипертонии. Самое интересное, что у меня даже первое мое повышение квалификации было в институте профзаболеваний, и там я прослушал несколько замечательных лекций относительно влияния разных экстремальных ситуаций в развитии юношей и девушек. На самом деле известное выражение: всё у нас с детства – правильное. В детстве закладывается очень многое. И то, что влияет на нас в детстве, откладывает отпечаток на всю жизнь. Вот мы, например, дети войны. Я в школу пошел в 44-м году. И первый урок у нас был, знаете какой? Десятый класс за нами зашел, взял за руку, и мы спустились в бомбоубежище.
– Это был первый урок?
– Да, покидание класса в случае объявления тревоги. Тогда это было главным – научиться выживать. Все наши учителя были полукалеками, которые прошли войну и получили там ранения. И это тоже, видимо, отложилось навсегда. Я всегда понимал высокую ценность жизни и здоровья.
– А как вы попали в Институт Склифосовского?
– Еще одна интересная история! Еще когда я учился классе в девятом, один наш дальний родственник, Чахунашвили, работал в институте Склифосовского. Потом он уехал в Тбилиси, стал профессором, академиком, серьезный хирург. И тогда он мне говорит: я сегодня буду ответственным дежурным хирургом по институту и тебе покажу операционную, пойдем. Я с ним пошёл, и всё увиденное, конечно, запало мне в душу. И когда уже закончились мои три поликлинических года, я решил, что пойду в институт Склифосовского. А водитель, с которым я работал в неотложке, помогал Борису Александровичу Петрову машину чинить. А Петров был академик, научный руководитель института, ученик Юдина. И я решил пойти прямо к нему. Был 1964-й год. В Склифе тогда работали великие хирурги. Царила железная дисциплина. Это была юдинская школа. Скажем, когда Ольга Виноградова, которая была ассистентом Сергея Сергеевича Юдина, один раз опоздала на 15 минут – он ее выгнал. Сказал – больше ко мне не приходи.
– С операции выгнал?
– Вообще. Из института. Уходи и где хочешь, там и работай. А она была, на минуточку, женой министра здравоохранения. Через полгода после того, как она ушла, он говорит – где эта самая, министерша-то? Пусть завтра приходит на операцию.
– Потрясающе.
– Травматологи хорошие были. Мощные. Короче говоря, когда мой трехлетний срок работы в поликлинике закончился, водитель сказал Борису Александровичу – у меня есть шустрый мужик, он вызовы делает, всех принимает – возьми его на работу. А на самом деле я весил чуть больше 47 килограммов, но был, действительно, очень подвижным. Он говорит – пусть ко мне приходит. Я прихожу к Борису Александровичу, он говорит – ну что, кем ты хочешь быть? Я говорю, Борис Александрович, хирургия мне очень нравится. Но сейчас, когда развивается новая специальность – анестезиология, мне бы хотелось поработать в этом направлении. Хорошо, говорит, давай. А как, говорит, твоя фамилия? Я отвечаю – Стажадзе. – А Лонгиноз кто тебе? – Папа. – Как папа? А что же ты молчал?
Институт им. Склифосовского, странноприимный Дом графа Шереметева.
Так я попал в легендарный Институт Склифосовского. Стал работать анестезиологом. Это тоже было совсем новое дело. Через полтора года защитил кандидатскую. К тому моменту я очень хорошо изучил электрокардиографию. В институте очень много операций проходило под разными наркозами. И я со своим кардиографом везде бегал и снимал кардиограмму. И обратил внимание, что у одних и тех же по нозологии больных, но в зависимости от наркоза и даже от способа его проведения, на электрокардиограмме видны разные изменения. Вот у меня первая диссертация была – изменение кардиограмм при различных видах наркоза. Потом где-то через три года появилась идея, что надо создавать отделение реанимации.
– А раньше его не было?
– Нет. В институте Склифосовского был противошоковый кабинет. Это было еще по заветам Пирогова затемненная комната, полная тишина, всё должно быть изолировано, больной должен быть в тишине. А тут решили создавать отделение по всем существующим современным мировым стандартам. Долго думали, кто же будет заведовать этим отделением, Петров меня вызывает и говорит – слушай, у тебя есть опыт работы в операционной. Это правда. В операционный блок он меня назначил через два месяца после начала работы, оптом я заведовал этим блоком. А там 90 девушек и женщин. Надо знать, что операционные сестры – это особая каста. Если ты им не понравишься – сожрут в один момент. Причем так лихо, что ничего не сделаешь. А мне кто-то посоветовал: у тебя кардиограф, так ты им скажи, что, мол, девчонки, кому надо – я кардиограмму сделаю.
– И сразу полюбили?
– Да, сразу и взаимно. Ну, в общем, назначили меня руководить этим новым отделением – реанимацией. Опять всё с нуля. Но и этот период моей жизни оказался очень плодотворным и интересным.
– А потом вас «догнал» космос, который так неожиданно ворвался в вашу жизнь 12 апреля 1961 года…
– Да, было дело. В это время начинались длительные полеты. Аветик Игнатьевич Бурназзян, который был тогда Первым зам министра здравоохранения, курировал космическую медицину. Бурназян – это великий человек. С очень интересной биографией, и абсолютно государственный деятель.
Тогда главным анестезиологом был ныне здравствующий академик Армен Артаваздович Бунятян. Прекрасный анестезиолог и человек. И вот ему поручают создать списки молодых анестезиологов, которые смогут работать в полевых условиях. Нас было 18 человек. Из института Петровского, из института Вишневского, из нашего Склифа, еще откуда-то. И мы там написали всё, чем владеем. А я уже реанимацией заведовал. Анестезиологию прошел. И когда он увидел, что у меня есть опыт терапии практически при всех жизнеопасных состояниях, то сразу заинтересовался. Многие ребята, хотя были хорошие, знающие, но владели чем-то одним – пульмонология или, например, желудок. А им нужны были более широкие специалисты. Тем более институт Склифосовского не так хорошо оснащен, значит у него есть клиническое мышление.
Общение с Бурназяном всегда было сугубо по делу. У него была секретарь, Наталья. Мы с ней потом очень подружились. Вот она и говорит: через пять минут он вас примет. На вопросы отвечать коротко, но никаких сокращений, всё полностью, максимально по делу. Несет два стакана чая, открывает дверь, говорит – проходите. Захожу, сажусь. Бурназян на меня смотрит и спрашивает: грузинский знаешь? Да, отвечаю, говорить умею, писать, читать нет. – Ты смотри, говорит, как я! В Москве учился? – В Москве. – В поликлинике работал? – Работал. – На неотложке работал? – Работал. – Анестезиологию знаете? – Многие наркозы при разных патологиях давал. – Реаниматологию тоже немножко знаешь? В общем, мы тебя хотим привлечь к секретной работе.
– Вы еще не знали, о чем речь?
– Нет, не знал. Он говорит: знаю, у тебя допуск есть. А у меня допуск был, потому что Склиф работал еще по атомной программе. А тут он мне рассказывает, что речь идет о длительных космических полетах. Вот с этого момента, говорит, то, что мы с тобой говорим, должно быть между нами. Ни жене, ни маме, ни друзьям, никому не говори. Договорились? Я говорю – да, договорились. Значит, продолжает, будут длительные полеты, мы тебя поставим в состав бригады неотложной хирургической помощи ПСС ВВС– у них нет анестезиологов, реаниматологов. Ты нужен. Перед этим надо будет съездить в «Звездный городок», специалисты вам расскажут про скафандры, про то, как надо работать со спускаемыми аппаратами.
Думаю – ё-моё, вот попал. Говорю осторожно: Аветик Игнатьевич, а ведь в институте у меня очень много дел.
Он говорит – надо напрячься. Вообще подумай, может быть, ты совсем перейдешь в Институт медико-биологических проблем. Я говорю – нет, Склиф я не хочу бросать, об этом даже не может быть речи.
Он говорит – ну подумай, всё может быть. Я спрашиваю: а можно мне отказаться? Он засмеялся: у меня в кабинете отказаться? Да ты что!
– Вот так. Даже не обсуждая.
Вообще – ты коммунист или нет, – он меня спрашивает. Я говорю – нет. А ты что-нибудь против партии имеешь? Я говорю – против партии ничего не имею. А почему не вступил? Комсомольцем был? Комсомольцем был, правда, выговор есть. – А за что? Когда рассказал, он чуть под стол не упал. Особенно позабавило его то, как научил меня адвокат. Молодец, говорит, он тебя здорово научил. Видишь, говорит, газета «Правда» тебе помогла, а это коммунистическая газета. Так что не задавай лишних вопросов.
Вот так я и попал туда. Первый полет я встретил, когда летали Шаталов, Елисеев, Рукавичников. У них не получилось стыковки со станцией. Спустились. Чистое поле, в вертолете особо ничего нет. Взяли с собой какие-то инструменты, но ими мало что сделаешь. Я тогда пришел к Бурназяну и говорю: Аветик Игнатьевич, это опасно, нужен наркозный аппарат, стол операционный. Он отмахнулся: ты сейчас такого наговоришь! Я настаиваю. Говорю, я видел, как летит этот самый шарик, спускаемый аппарат, и понял, какая это «мягкая посадка». Ты зря говоришь, отвечает, там всё предусмотрено. Я опять не соглашаюсь: нет, что вы, ребята всего сутки побывали на орбите – еле на ногах стояли. Нет, надо это всё, говорю.
Г.Т. Добровольский, В.Н. Волков, В.И. Пацаев. Фрагмент реанимации на месте посадки 30.06.1971 г.
Короче говоря, убедил я его. Он всё это сделал. И специальный операционный стол поставили, и наркозный аппарат в вертолет МИ-8, и купил дефибриллятор французский портативный – это тогда большой дефицит был. Фактически всё, что я выписал, весь список через Минздрав мы получили. Во второй раз длительный полет – Волков, Добровольский, Пацаев.
– Боже мой! Это тоже вы встречали?
– Да. А на место посадки прибыли несколько вертолетов с уважаемыми людьми, с оркестром и пионерами. Ну, естественно, руководство, генералы. Когда открываем – там трупы. У меня вырвалась фраза – без признаков жизни. И она так потом и пошла «в эфир» и в народ.
Тут же все улетели. Тут же. Сразу начинает работать комитет. За 10 минут расчистили нам поле. Долго их вытаскивали. Это было трудно. Аппарат на боку, они лицами вперед, зафиксированы лямками, туда подлезть почти невозможно… Провели всю сердечно-лёгочную реанимацию. Первое, что я сделал, вколол в сердце иглу – у меня вылетел поршень. Черная кровь, вспененная. Я сразу понял, что это взрывная декомпрессия. Вскрыл вену, а оттуда тоже черная, вспененная жидкость. Но, тем не менее, искусственную вентиляцию и непрямой массаж сердца мы сделали, всё провели, записали.
Затем нас всех погрузили в АН-12. Это очень большой транспортный самолет, в котором в том числе поместился спускаемый аппарат. Ну, а мы в гермокабине. По площади это половина моего кабинета. Три трупа и нас 12 человек. И так летим шесть часов в Москву. Прямо как есть, перемазанные, перепачканные. Сажают нас в машину на аэродроме Чкаловский и прямым ходом в военный госпиталь Бурденко. Там нас встречает Бунятян. Приезжают члены комиссии – Бурназян вместе с Петровским, с Керимовым, Смирнов приехал – председатель ВПК.
Бунятян мне говорит – что было? Я говорю – взрывная декомпрессия. Он говорит – ты всё делал? Я говорю – абсолютно всё. Ребята комитетские всё сфотографировали, и на кинопленку всё сняли. Два часа мы сидим в отдельной комнате. Все, кто были на месте посадки. Два часа идет описание. Там целая когорта была патологоанатомов. Потом начинается вскрытие, выносится диагноз – взрывная декомпрессия.
И тут нас начинают обихаживать. Ребята, вы, наверное, голодные, сейчас дадим вам покушать. Вот, ребята, здесь вы можете помыться. Сейчас дадим машины – и по домам. Я говорю своему приятелю: представляешь, если бы мы с диагнозом сейчас разошлись, что было бы. Он говорит – конечно, понимаю. Чего не понимать.
– И с тех пор приземление стали осуществлять только в скафандрах.
– Да, до этого случая все были уверены в этих спускаемых аппаратах – летали уже без скафандров. Хотя это неправильно, конечно. Если бы скафандры были тогда, они бы, конечно, травму получили, но это было бы что-то типа контузии. Не смертельно. Живы они бы остались.
Слева направо: А.И. Бурназян - первый заместитель министра здравоохранения СССР, О.Г. Газенко - директор Института медико-биологических проблем РАН, Н.Н. Гуровский - начальник космического управлнеия Третьего Главного управления Минздрава СССР
После этого случая меня опять вызвали к Аветику Игнатьевичу. Он говорит: слушай, у тебя Склиф будет базой, но надо переходить в ИМБП, мы будем создавать лабораторию. Надо сказать, ИМБП в то время – это что-то было особенное. Такого количества умных людей, где каждый в своей сфере был гигант, я раньше не видел. Институт, который был создан по инициативе Сергея Павловича Королева и в разные годы его возглавляли великие ученые-академики Парин, Лебединский, Газенко, Григорьев, был заточен на эксперименты для того, чтобы выходить на космические полеты. В первое же заседание ученого совета я сидел, вжав голову в плечи. Я был мальчишка по сравнению с ними. И меня посадили в отдел отбора и подготовки космонавтов, я познакомился со многими летавшими и еще не летавшими космонавтами. С Юрой Сенкевичем подружился. Мы летали вместе два раза в год на подготовку в Среднегорье – Иссык-Куль, Бакуриани, Цахадзор, Медео. А в условиях Среднегорья очень хорошо вырабатывается работоспособность. На самом деле мы прекрасно готовили их к полету. Потом – послеполетная реабилитация. Отрабатывали повышение иммунитета – всё с лабораторными исследованиями, всё доказательно. Это очень интересная была работа.
На третий год работы, когда я уже перешел в ИМБП, надо было ехать на Байконур. В то время давали хорошие командировочные, потому что это считалось как боевое задание. И одни мой сотрудник, которому через день вылетать, набрался. И его со всеми документами, с допусками, с пропуском, с предписанием на Байконуру, то есть красными документами – забрали в вытрезвитель. Там он начал на всех орать. Его, конечно, быстро урезонили, все документы изничтожили, а ему вылетать надо.
Бригада неотложной медицинской помощи на базе вертолета МИ-8
А я к этому времени на всякий случай подготовил еще одного парня. Титов такой был у меня приятель-анестезиолог. У него тоже был допуск.
И вот вызывают к Бурназяну. Перед этим прошу Бориса Егорова, врача-космонавта: Борь, смягчи. Он – конечно, я ему позвоню. Позвонил и говорит – нет, даже слушать не хочет. Дело, говорит, плохо. Я тогда Сенкевичу говорю: Юра, помоги. Сейчас, попробую с ним переговорить. Звонит: ты представляешь, даже слова не дал сказать. Ты все, говорит, сказал? Больше у тебя нет вопросов? До свиданья. Положил трубку. Приезжаю, Наталья на меня смотрит, головой мотает – плохо дело. Посиди, говорит, там человек, выйдет – посмотрим, скажет нести чай или нет.
– То есть, чай – это был признак доброго расположения?
– Ну да. Выходит какой-то человек. Заходит Наталья. Опять выходит, глаза закатывает – проходите, пожалуйста. Я захожу, он смотрит на меня и говорит – скажите, пожалуйста, товарищ Стажадзе…
– Уже страшно.
– А младший научный сотрудник П-ов у вас работает? – Так точно, Аветик Инатьевич. П-ов является нашим сотрудником. – А скажите, пожалуйста, что младший научный сотрудник П-ов делал в вытрезвителе? Какие решал вопросы? – Аветик Игнатьевич, разрешите доложить! Вместо младшего научного сотрудника П-ва на точку оформлен и уже летит старший научный сотрудник Титов, имеющий большой опыт работы в анестезиологии и реанимации. – Интересно. А кто такой Титов?
Это, говорю, человек, которого я решил подготовить параллельно. Он у нас не числится в штате. Но как запасной как раз в этот момент очень даже подошел. У него есть все формы допусков, мы ему всё успели оформить и он спецрейсом летит в Байконур. – Интересно. Он на меня смотрит и говорит: а что собираетесь делать с П-вым? Я говорю – немедленно расстаться. – А на каком основании? – Подвел в самый ответственный момент. – Хорошо. Ты еще можешь быть руководителем.
– Вот так. Полетел Титов?
– Полетел. Всё сделал. Все нормально.
– А П-ова уволили?
– Конечно. Вот я вспоминаю этот разговор с А.И. Бурназяным– ни одного лишнего слова. Если бы я начал мямлить, оправдываться – всё было бы иначе.
– А если б вы не подготовили человека?
– Всё. Выгнал бы на сто процентов.
– Но вас-то за что?
– Как руководителя. Руководители тогда, знаете, как отвечали? За всё. Загорелась крыша – руководитель снимается сразу. В то время даже разговора не было. Но это было правильно.
На месте посадки "Союз-22" В.Ф. Быковский, В.В. Аксёнов и другие. Л.Л. Стажадзе стоит на заднем плане
У Бурнатяна была ещё такая особенность – он терпеть не мог разные аббревиатуры. Помню, послал своего зама докладывать ему про посадку. Учил, как надо докладывать: никаких сокращений! Не говори СА, говори спускаемый аппарат. Не говори БНХП, а говори бригада неотложной хирургической помощи. Не говори ПП, а говори противо-перегрузочный. Всё понял, коротко, ясно, по делу без сокращений. Он докладывает, все слова говорит четко, нормально. Бурназян кивает головой. И в конце говорит: когда мы прилетели на ТП… Бурназян сразу среагировал: что такое ТП? Зачем коверкаешь русский язык?
Но мой сотрудник не растерялся и говорит: Аветик Игнатьевич, я-то там первый раз был. Они говорят – на ТП, на ТП, а мне, честно говоря, неудобно было спросить, что это такое. Бурназян усмехнулся, оценил. Ишь ты, говорит, выкрутился!
– А что такое ТП?
– Техническая позиция. Кстати, перед длительными полетами состоялась важная Государственная Комиссия с присутствием готовящихся к полету экипажей. Про готовность медицины докладывал А.И. Бурназян. В конце доклада он поведал об усилении ПСС ВВС, завершив словами, которые стали крылатыми: «Дорогие космонавты, все предусмотрено, летайте спокойно, на Земле вас встретят лучшие реаниматологи Советского Союза!» Реакция, сами понимаете, была неоднозначной. А я иногда среди своих коллег по «цеху» в непринужденной обстановке напоминал, что был официально объявлен лучшим реаниматологом страны.
– Знаю, у вас немало патентов на изобретения.
– В ИМБП проходили эксперименты. Сотрудников-испытателей клали с опущенным головным концом кровати под углом минус 4-8 градусов на разные сроки. Так имитируется влияние некоторых факторов невесомости на организм человека, в том числе и перераспределение жидких сред. Ну, и на одном ученом совете я выхожу и говорю: у меня есть большая просьба – чтобы ученый совет разрешил нам попробовать разные виды наркоза, в том числе внутривенного. Это важно, чтобы мы понимали, что делать, если произойдет что-то на посадке.
На месте посадки Г.М. Гречко демонстрирует хорошее состояние после 96-суточного пребывания на орбите - "оказывает помощь" Л.Л. Стажадзе, вытирая ему пот со лба.
Как влияют на организм эти анестетики, релаксанты, режимы искусственной вентиляции? В итоге мы нашли очень много важного для практического применения в космической медицине. А когда я опубликовал эти работы, вдруг приходит бумага из Французской академии наук. Пальцем о палец для этого не шевелил. Они сами узнали. А там, во Франции, базируется международная академия астронавтики.
– Членом которой вы сейчас являетесь?
– Да. Сначала избрали член-корром, а потом, когда мы ездили на одну из сессий в австрийский Грац с докладами по поводу проведения анестезии, возможности хирургических операций в космосе (у меня было уже 5 или 6 патентов на изобретения), избрали Действительным членом. Вот смотрите, шприц. Мы набираем лекарство, поворачиваем, нажимаем на поршень, воздух выходит, и мы делаем укол. В космосе, куда бы ни повернули, воздух с жидкостью не будет разделяться, а воздух вводить в вену опасно.
Космонавты В.В. Рюмин и Л.И. Попов на месте посадки. Л.Л. Стажадзе стоит сзади.
Что делать? Я как то вернулся с центрифуги. У меня было вращение голова-таз. Довольно тяжелая процедура. И вдруг мне пришло в голову, что надо для шприца сделать микро-центрифугу: поставить шприц иголкой к центру – тогда при вращении образуется искусственная гравитация, и воздух с жидкостью разделится. И, действительно, сработало. При институте тогда была очень хорошая производственная база. Инженеры были, «головастики» быстро соображали. Сделали, запатентовали это. Потом операционный стол специальный придумали. В космосе надо многие вещи учитывать из-за того, что человек будет летать далеко и надолго. На Марс полетит. Это неизбежно.
– Вы говорили, что наработанное еще в поликлинике клиническое мышление вам не раз пригодилось. В космической медицине тоже?
– Да, конечно! После завершения полета по программе «Союз-Аполлон» в какой-то момент у космонавта произошел отток крови, так называемая реадаптация после полета. А американцы уже идут со своими вопросами, интервью брать. Я его сзади беру, нажимаю на область диафрагмы и говорю – глубокий вдох. Он делает глубокий вдох – и у него происходит приток крови к голове.
На месте посадки П.И. Климук и В.И. Севастьянова после 63-суточного полёта с комплексом профилактических мероприятий. Л.Л. Стажадзе стоит сзади.
Сейчас так никто уже не делает, а этот приём описан у старых врачей, модифицированная проба Вальсальвы. Всё просто: чем больше приток крови к сердцу, тем оно интенсивнее работает. И чем меньше приток, тем оно становится слабее. И у него это сработало. Он на глазах порозовел, нормально себя почувствовал. А так нам пришлось бы его класть, снимать скафандр, в вену вводить препараты.
– Какие еще бывали случаи, связанные с подготовкой космонавтов?
– Случаев было очень много. Один из космонавтов во время подготовки к полету на тренировке получил разряд электричества. В судорожном состоянии его отвезли в Центральный Научно-исследовательский авиационный госпиталь (ЦНИАГ). Вызвали меня. А я в Склифе много судорогами занимался. Я приехал, специальную схему с тотальной релаксацией с искусственной вентиляцией легких и инфузионной терапией провёл – он быстро восстановился. Впоследствии выполнил космический полет без замечаний.
С летчиком-космонавтом В.Н. Кубасовым после окончания миссии "Союз-Аполлон", 1975 год.
А еще у одного космонавта во время полета вдруг началась аритмия. Встаёт вопрос – прекращать-не прекращать полет. А я был в составе тех групп, которые принимали решение по медицине. И опять же по старым книгам я вспомнил, что есть очень хороший способ при аритмии. Это мягкое нажатие на глазные яблоки. Большим пальцем, сильно, но мягко.
– Это какая-то китайская медицина.
– Нет, это не китайская медицина. В наших старых книгах всё написано. И космонавт так сделал. Сердечный ритм нормализовался.
В другой полет мы послали на испытание дыхательный аппарат «Фаза-2». И в один из полетов головная боль на уровне дискомфорта никак не проходила у одного из космонавтов. Я ему сказал – надень маску, включи прибор и дай режим «подпорка». Не обращай внимания на то, что тебя немножко будет раздувать. И вы знаете, у него от этого повышенного давления, которое через маску передавалось, произошел отток крови от головы и наладилось венозное кровообращение. Он меня спрашивает: слушай, сколько раз я могу это делать? Я говорю – хоть каждые пять минут. И всё, пошло, сработало.
– А в земных условиях с головной болью так можно бороться?
– Честно говоря, не пробовал. Понимаете, там это происходит от перераспределения жидких сред организма, в том числе крови. Там причина другая, чем на Земле. Но вполне может быть, что и сработает при венозном полнокровии, например.
– Леван Лонгинозович, Научно-практический Центр экстренной медицинской помощи Департамента здравоохранения Москвы, в котором мы сейчас находимся, ведь тоже вы организовывали.
– Да, совместно с Людмилой Григорьевной Костомаровой. В какой-то момент в Институте Склифосовского произошла смена руководства. А я уже заведовал отделом в ИМБП. И тут мне звонит приятель, с которым мы много лет вместе работали в Склифе, –В.Г.Теряев. Он возглавил институт. И предлагает мне вернуться в Склиф в качестве заместителя директора по науке с уклоном на скорую медицинскую помощь. Создание системы медицины катастроф уже витало не только в воздухе, но и в умах специалистов. Еще в СССР было выпущено постановление ЦК и Совмина о создании нового направления – медицины катастроф.
Вместе с Л.Г.Костомаровой мы загорелись новой идеей, создать в Москве первый Территориальный центр медицины катастроф. Написали концепцию. Составили штатное расписание. Определили основные цели и задачи. Первый раз, когда мы с этой идеей пришли в Комитет здравоохранения, они говорят – вы вообще с ума сошли? Вы где живете? У нас рушатся институты, а вы хотите что-то создать? Это ведь были лихие 90-е.
– Да, это было смело.
– Более чем. Тогда Институт медико-биологических проблем чуть не исчез. Из 4500 умных людей там осталось полторы тысячи. Вообще науку чуть не разгромили в те годы. Мало что осталось. Но мы всё равно решили пробовать. Нас поддержали некоторые депутаты, председатель Моссовета Сергей Станкевич. В это время Ю.М.Лужкова избрали мэром. Мы через знакомых пробились к нему. Принесли ему концепцию. Он посмотрел, позвонил Ануфриеву – руководителю тогдашнего Комитета здравоохранения, сказал – ребят надо поддержать. Мы говорим – нам нужна научная группа. Он отвечает: науку я не могу вам дать, идите к Андрею Ивановичу Воробьеву, который тогда был министром здравоохранения.
Профессор Л.Л. Стажадзе в Центре медицины катастроф
Андрея Ивановича я знал. Дело в том, что, когда был заместителем в Склифе, директор наш уехал в Спитак, потому что там произошло землетрясение. А я остался за директора. И мне привезли 72 тяжелейших больных из Армении. С родственниками. И вот я тогда сообразил, что или эти родственники меня разорвут, или я их сделаю своими помощниками. Я создал совет родственников, председателя совета с правом выступления ввел в нашу «пятиминутку». И они начали помогать.
– Как они помогали?
– Отнести, принести, помочь переложить… Всё. Никто не жаловался. В то же время знаю другую больницу, где было всего семь пострадавших с родственниками, и у них происходили скандалы за скандалами, потому что их пытались выгнать. Но Армению, как и Кавказ в целом, надо немножко знать. Там когда больной человек лежит, все родственники, близкие от него не отходят. Иначе просто быть не может.
– Какой вы дипломат!
– Так вот, Андрея Ивановича Воробьева, в то время возглавлявшего институт гематологии попросил: Андрей Иванович, нужно что-то с этими больными делать. У них был тяжелый Краш-синдром, возникающий из-за длительного сдавления. Их ведь извлекали из-под обломков. Очень тяжелая штука. Она кончается почечной недостаточностью, удалением конечностей. Нужны были детоксикационные аппараты и жидкости к ним для проведения гемодиализов. Ультрафильтрация.
В Центре медицины катастроф
И я попросил разрешения поездить по посольствам, поклянчить эти аппараты. Воробьёв говорит – давай. Сейчас, говорит, можно. Я кинулся в посольство ФРГ они нам сразу привезли пять аппаратов «Фризениус». Кинулся в посольство к шведам – они нам тут же дали необходимую аппаратуру «Гамбро». Потом я узнал, что в Четвертом управлении есть склад. А Евгений Иванович Чазов, который тогда был министром, тоже находился в Армении. И я уговорил его зама – нам еще пять аппаратов дали. Андрей Иванович приехал, и мы вместе вытаскивали больных с того света. Спасли им конечности…
– То есть, медицина катастроф была вам уже хорошо знакома.
– Конечно. Более того, армяне оказались, как всегда, людьми благодарными, они нас потом в Америку возили, на конгресс: у них ведь нечто подобное было в Сан-Франциско. Пошёл сель, были завалы, множество пострадавших.
– Значит, спустя годы ваш давний знакомый академик Воробьёв понадобился вам, чтобы дать разрешение на открытие центра катастроф.
– Да, а в приемной как раз дежурила Наталья – тот секретарь, с которой я еще раньше подружился, когда был Бурназян. Я ей звоню, говорю – Наташ, мне надо к Андрею Ивановичу. Приезжай, говорит, к 7 утра. Я с бумагами приехал в 7 утра, она меня через задний двор провела: вот стой, говорит, здесь, скоро он приедет.
Профессор Л.Л. Стажадзе в созданном им Центре медицины катастроф
И точно – вскоре идет Андрей Иванович, смотрит на меня и говорит – а ты здесь откуда? Я говорю – Андрей Иванович, вот здесь на стене подпись поставьте, а я потом вам всё расскажу. Ты что, обалдел, что ли? Я говорю – вот так и так. – А, нет, говорит, дело серьезное. Пойдем ко мне в кабинет. Я говорю: нет, там у вас уже 40 человек сидит, до меня не дойдет. Он говорит – да? Ладно! И поставил подпись на стене.
– И так появился этот центр?
– Так появился этот центр. На втором этаже этого здания выделили две комнатки, здесь все было забито другими людьми.
– Вы были заместителем директора?
– Мне предлагали должность директора, но я сказал, что люблю заниматься наукой. Хорошо знаю: когда остаешься за первое лицо, тебя замучают хозяйством. Все эти неработающие краны, кто-то прогулял, кто-то недогулял, кому-то надо в эту смену, кому-то в ту, на совещание надо в департамент, туда-сюда. А наука требует полной самоотдачи. Я предложил на должность директора Людмилу Григорьевну Костомарову, и она внесла огромный вклад в развитие и становлении не только нашего центра, но и территориальных центров вообще.
– Какие главные задачи решал этот центр?
– Организация оказания помощи при ликвидации медицинских последствий чрезвычайных ситуаций, организация медицинского сопровождения «событий риска». Организация – это главное слово. Вот что тут важно понимать. В ликвидации медицинских последствий чрезвычайных ситуаций на догоспитальном этапе последовательно участвуют три формирования: спасатели МЧС; специалисты НПЦ ЭМП; выездные бригады СМП. Спасатели работают в очаге. Медицина в очаге не работает, медицина работает на границе очага в зоне ЧС. Специалисты НПЦ ЭМП организуют сортировочные площадки и принимают от спасателей пострадавших, регистрируют, определяют ведущее поражение, количество пострадавших и потребность в выездных бригадах, распределяют пострадавших по бригадам и ведут постоянный репортаж с места для принятия управленческих решений. Чем более тесные у нас связи со спасателями, тем лучше. Я это учитывал в свое время, когда вышел с предложением создать в структуре Центра учебный отдел, где, помимо врачей и фельдшеров, мы обучаем первой помощи специалистов немедицинских формирований, участвующих в ликвидации последствий ЧС.
Далее. С ГИБДД надо четко взаимодействовать, с полицией. Мы должны организовать регистрацию пострадавших. А большинство пострадавших – «неизвестные». Черепная травма, тяжелый шок, они в это время ничего не сообщат. Это отдельная большая работа со своими особенностями. Спасатели свое дело закончили, разъехались. Скорая помощь свое дело закончила – им дали пострадавших, они их развезли – разъехались, а Центр продолжает свою работу.
Далее – стационарный этап. Движение пострадавших как внутри, так и межбольничные. Если нужны консультанты – это тоже возможно через центр. Уточнение (идентификация) пострадавших может длиться до нескольких недель. Это важная и ответственная часть работы, имеющая медицинское, социальное и политическое значение. Помните, например, в РУДН был пожар? Там фамилии, имена, отчества труднопроизносимые. Иностранцы. Было очень непросто всё это установить. Идентификация заняла более двух месяцев. Но это важная работа.
Вообще существует очень много так называемых событий риска. Все, что связано с большим скоплением людей – праздники, митинги, футбольные матчи. Например, Спартак-ЦСКА, где фанатам зачастую хочется подраться.
– Там надо дежурить?
– А как же. И не только дежурить – еще организовать всё надо. Все места больших скоплений, общественные мероприятия – всё это требует нашего присутствия, хотя специфика везде разная. Если, скажем, новогодний бал в Гостином дворе – там драк не случается, но у людей бывают обмороки. Мы знаем, какое примерно количество народу будет, знаем, что будет. Значит надо зарезервировать больницы, койки. Вызвать определенное количество машин. Свою бригаду там ставим. На Поклонной горе – своя специфика. Около 200 человек принимаем. И человек 60 по больницам развозим, когда возникают острые или обостряются хронические заболевания.
– А Парад в День Победы?
– Это тоже «наше» событие. Ветеранами, пожилыми людьми зачастую наша помощь оказывается остро востребована. Хотя, конечно, ничто не сравнится с нынешним Чемпионатом мира. Там вообще четыре уровня оказания медицинской помощи. Мы к нему больше года готовились. Наверное, больше, чем футболисты.
– Чем вы занимаетесь сейчас в качестве главного научного сотрудника?
– В основном делюсь жизненным опытом с молодежью. Провожу занятия, пишу инструкции, книги, читаю лекции. У нас есть главный наш журнал «Медицина катастроф» (главный редактор академик С.Ф.Гончаров) , с момента основания вхожу в состав Редакционной коллегии. Надеюсь быть полезным еще какое-то время, желательно подольше.
– А в ресторан «Арагви» ходите?
– Никогда там завсегдатаем не был. Папа не очень это дело поощрял, считал неприличным по ресторанам шляться. Год назад «Арагви» открылся после реконструкции, меня пригласили. Вкусно, конечно, но такого сациви, как мама готовила, там всё равно нет.
– Кто же вас сейчас кормит настоящей грузинской едой?
– Крайне редко «правильное» сациви делает мой сын Вася. А вообще я уже всеядный. Мне все равно. Что перекусишь – то и слава Богу.
Беседу вела Наталия Лескова.
Многие люди знакомы с таким прибором, как Люстра Чижевского. Информации об эффективности этого прибора достаточно много, и в периодике и в интернете. Свидетельствует ли сей факт о том, что это великое и полезное изобретение? Безусловно, иначе оно не вызывало бы такой неоднозначной полемики уже на протяжении стольких лет.
Мало кому известно, что создатель прибора назвал его электроэффлювиальным аэроионизатором, это уже народ окрестил его Люстрой Чижевского. Кто же такой Чижевский, только ли создатель упомянутой Люстры? Чем занимался этот великий человек, и результатом изучения какой науки стало создание столь популярного прибора?
Александр Леонидович Чижевский – это великий русский биофизик, основоположник гелиобиологии и изобретатель.
Родился он в семье потомственных военных и получил прекрасное образование.
Александр Леонидович был талантлив во многих областях, кроме занятий наукой, он еще писал стихи, о которых положительно отзывались Бунин и Брюсов, серьезно занимался живописью, которую высоко ценили специалисты. В тяжёлое послереволюционное время именно продажа своих картин давала А.Л.Чижевскому часть средств, для проведения опытов с аэроионами.
Чижевский проводил исследования в целом ряде наук: социологии, физике, астрономии и биологии. Научные труды Александра Леонидовича можно отнести к трем взаимосвязанным направлениям: гелиобиология, ионизация, эритроциты. Его называют основоположником этих областей науки.
И до него многие учёные исследовали зависимость «земных» процессов от состояния Солнца. Лишь Чижевский представил гелиобиологию как самостоятельную отрасль знания. Он выработал оригинальную концепцию, суть которой заключается в том, что циклы солнечной активности оказывают влияние на биосферу Земли, что сказывается на динамике войн, восстаний, революций и т.д.
Среди всех работ профессора в России самым известным изобретением считается уже упомянутая «Люстра Чижевского». Чижевский раскрыл механизм целебного воздействия аэроионов на живые организмы. На этом принципе он создал универсальный прибор для лечения множества болезней. Это было самое яркое достижение XX века. Не зря Чижевского выдвигали на Нобелевскую премию.
Заслуга Чижевского состоит в том, что он изучил и смог систематизировать результаты исследований различных ученых в области воздушного электричества, научно обосновал характер и механизм воздействия заряженных ионов кислорода на животных и растения, в том числе на организм человека.
А.Л.Чижевский бесспорно является великим учёным 20 века. Редко бывает, когда на долю одного ученого выпадает счастье подметить, открыть, установить и доказать так много явлений природы, фактов и законов, которые в своё время удалось Александру Леонидовичу.
Профессор Чижевский за свою жизнь провёл большое количество исследований. Он является автором 500 научных трудов. Именно Чижевский считается создателем математической теории электродинамики. В 1960 году вышла в свет его монография «Аэроинификация в народном хозяйстве». Эта работа ценна тем, что в ней приведён обзор истории проблемы аэроионификации. В монографии рассмотрено действие аэроинов на живые организмы. Также в ней изложены методы аэроионификации жилых и общественных зданий и сооружений.
А.Л.Чижевский был действительным членом 18 академий мира, а в 1927 году был избран почётным членом Академии наук США, как основатель гелиобиологии. Кроме того, Александр Леонидович является изобретателем первого в мире ионизатора воздуха.
В наше время число печатных трудов профессора Чижевского, вышедших на многих языках, достигает 400. Количество печатных трудов его последователей во всем мире доходит до 2500. Эти цифры говорят о том влиянии, которое оказали труды Чижевского на развитие науки во всем мире.
